Коронадо,
20 июня.
Я все больше и больше увлекаюсь им. И не потому, что он... может, ты подскажешь
мне точное слово? Как-то не хочется говорить о мужчине "красивый".
Он, конечно, красив, кто спорит, когда он в полном блеске - а он всегда
в полном блеске, - я бы даже тебя не решилась оставить с ним наедине,
хоть ты и самая верная жена на свете. И держится он очень любезно. Но
не в этом суть. Ты же знаешь, сила подлинного искусства - неразгаданная
тайна. Но мы с тобой, дорогая Айрин, - не барышни-дебютантки, над нами
искусство любезного обхождения не так уж и властно. Мне кажется, я вижу
все уловки, к которым он прибегает, и могла бы, пожалуй, сама ему еще
кое-что подсказать. Хотя вообще-то, конечно, манеры у него самые обворожительные.
Но меня привлекает его ум. Ни с кем мне не было так интересно разговаривать,
как с ним. Такое впечатление, что он знает все на свете, еще бы, ведь
он прочел уйму книг, объехал, кажется, весь мир и так много всего повидал,
даже чересчур, может быть. И водит знакомство с удивительными людьми.
А какой у него голос, Айрин! Когда я его слышу, мне чудится, будто я в
театре и надо было заплатить за вход, даже если на самом деле он сидит
у меня в гостях.
3
июля.
Представляю, сколько глупостей я понаписала тебе в прошлом письме о докторе
Барритце, иначе ты не ответила бы мне в таком легкомысленном - чтобы не
сказать, неуважительном - тоне. Уверяю тебя, дорогая, в нем куда больше
достоинства и серьезности (что совсем не исключает веселости и обаяния),
чем в любом из наших общих знакомых. Вот и молодой Рейнор - помнишь, ты
познакомилась с ним в Монтерее? - говорит, что доктор Барритц нравится
не только женщинам, но и мужчинам, и все относятся к нему с почтением.
Мало того, в его жизни есть какая-то тайна - кажется, он связан с людьми
Блаватской в Северной Индии. В подробности Рейнор то ли не хочет, то ли
не может вдаваться. По-моему, - только не смейся, пожалуйста, - доктор
Барритц - что-то вроде мага. Ну разве не здорово? Обыкновенная, заурядная
тайна не ценится в обществе так высоко, как сплетня, но тайна, восходящая
к ужасным, темным делам, к потусторонним силам, - что может быть пикантнее?
Вот и объяснение его загадочной власти надо мною: черная магия. В ней
секрет его обаяния. Нет, серьезно - я вся дрожу, когда он устремляет на
тебя свой бездонный взор (который я уже пыталась - безуспешно - тебе живописать).
Что если он обладает властью влюблять в себя? Жить! Ты не знаешь, как
с этим у приспешников Блаватской? Или их сила действует только в Индии?
16
июля.
Странная история! Вчера вечером моя тетушка отправилась на танцы - балы
устраивают в гостинице довольно часто, а я их не переношу, - и вдруг является
мистер Барритц. Было непозволительно поздно, я думаю, он поговорил с тетушкой
в бальной зале и узнал от нее, что я одна. А я как раз весь вечер ломала
голову, каким бы образом выведать у него правду о его связях с сипайскими
убийцами и вообще со всем этим черным делом, но едва он остановил на мне
взгляд (ибо, мне очень стыдно, но я его впустила...), как я почувствовала
себя совершенно беспомощной. Покраснела, затрепетала - ах, Айрин, Айрин,
я безумно в него влюблена, а ты по себе знаешь, что это такое.
Ты только представь, я, гадкий утенок с прииска "Красная Лошадь",
дочь Бедолаги Джима (так во всяком случае говорят, но уж точно - его наследница),
с единственной родственницей на всем белом свете - старой вздорной теткой,
которая балует меня, как только может, я, у кого ничего нет, кроме миллиона
долларов да мечты уехать в Париж, - я осмелилась влюбиться в Божество!
Я готова рвать волосы от стыда - у тебя, конечно, дорогая.
Он догадывается о моих чувствах, я в этом убеждена, потому что он пробыл
всего несколько минут, ничего особенного не сказал и, сославшись на неотложное
дело, ушел. А сегодня я узнала (птичка на хвосте принесла, птичка с золотыми
пуговицами), что от меня он прямиком отправился спать. Ну что ты на это
скажешь? Не правда ли, примерное поведение?
17
июля.
Вчера явился балаболка Рейнор и столько всего наболтал, что я чуть с ума
не сошла. Право, он неистощим на злословие - не успев распушить одну жертву,
тут же принимается за другую; (Между прочим, он расспрашивал о тебе, и
тут, по-моему, интерес его был вполне искренним.) Для мистера Рейнора
не существует никаких правил игры; подобно самой Смерти (которая пожинала
бы с его помощью щедрую жатву, будь злой язык способен убивать), он не
разбирает праздников и будней. Но я его люблю - мы ведь росли вместе на
прииске "Красная Лошадь".
Его так и звали в ту пору - Балаболка, а меня... ах, Айрин, простишь ли
ты мне это? - у меня было прозвище Дерюжка. Бог знает, почему меня так
прозвали. Может быть, потому что я носила передники из мешковины. Мы с
Балаболкой были неразлучные друзья, старатели так про нас и говорили:
Балаболка с Дерюжкой.
Потом к нам присоединился третий пасынок Судьбы. Подобно великому Гаррику,
которого никак не могли поделить между собой Трагедия и Комедия, он был
предметом нескончаемого раздора между Холодом и Голодом. Жизнь его часто
висела, можно сказать, на волоске, на одной лямке, как его штаны, поддерживаемая
лишь случайным куском, не насыщавшим, но не дававшим умереть с голоду.
Скудное пропитание для себя и своей престарелой мамаши он добывал, роясь
на куче отвалов, - старатели дозволяли ему подбирать куски руды, которые
ускользнули от их внимания. Он складывал их в мешок и сдавал на дробилку
Синдиката. Наша фирма стала именоваться "Дерюжка, Балаболка и Оборвыш",
я же сама его и пригласила, ведь я всю жизнь преклоняюсь перед мужской
доблестью и сноровкой, а он проявил эти качества, отстаивая в поединке
с Балаболкой исконное право сильного обижать беззащитную незнакомку, то
есть меня же. Потом старый Бедолага Джим напал на золотую жилу, и я надела
башмаки и пошла в школу, Балаболка, чтобы не отстать, начал умываться
по утрам и со временем превратился в Джека Рейнора из компании "Уэллс,
Фарго и К°", старая миссис Барт отправилась к праотцам, а Оборвыш
уехал в Сан-Хуан-Смит, устроился возчиком дилижанса и был убит на дороге
при нападении бандитов. Ну и так далее.
Почему я рассказываю тебе все это? Потому что на душе у меня тяжело. Потому
что я бреду Долиной Уничижения. Потому что ежесекундно заставляю себя
сознавать, что недостойна развязать шнурки на ботинках доктора Барритца.
Потому что, представь себе, в нашей гостинице остановился кузен Оборвыша!
Я с ним еще не разговаривала, да мы почти и не были знакомы. Но как ты
думаешь, вдруг он меня узнал? Умоляю, напиши откровенно, как ты считаешь?
Он ведь не мог меня узнать, правда? Или по-твоему, ему и без того все
обо мне известно, потому он и ушел вчера, увидев, как я вся дрожу и краснею
под его взглядом? Но не могу же я купить всех газетчиков, и пусть меня
вышвырнут из хорошего общества прямо в море, я не отрекусь от старых знакомых,
которые были добры к Дерюжке на прииске "Красная Лошадь". Как
видишь, прошлое нет-нет да и постучится в мою дверь. Ты знаешь, прежде
оно меня ничуть не беспокоило, но теперь... теперь все иначе. Джек Рейнор
ему ничего не расскажет, в этом я уверена. Он, похоже, питает к нему такое
почтение, что слово вымолвить боится, как, впрочем, и я сама. Ах, дорогая,
почему у меня ничего нет, кроме миллиона долларов?! Будь Джек на три дюйма
выше ростом, я, не раздумывая, вышла бы за него, вернулась в "Красную
Лошадь" и ходила бы в дерюге до скончания моих горестных дней.
25
июля.
Вчера был удивительно красивый закат, но расскажу тебе все по порядку.
Я убежала от тетушки и ото всех и в одиночестве гуляла по берегу. Надеюсь,
ты поверишь мне, насмешница, что я не выглядывала его украдкой на берегу,
прежде чем выйти самой. Как скромная и порядочная женщина ты не можешь
в этом усомниться. Погуляв немного, я села на песок, раскрыла зонтик и
стала любоваться морем, и в это время подошел он. Был отлив, и он шагал
у самой кромки воды по мокрому песку - наступит, а песок у него под ногой
так и светится, честное слово. Приблизившись ко мне, он остановился, приподнял
шляпу и сказал:
- Мисс Демент, вы позволите мне сесть рядом с вами, или мы вместе продолжим
прогулку?
Мысль о том, что меня может не прельстить ни то, ни другое, даже не пришла
ему в голову. Представляешь, какая самоуверенность. Самоуверенность? Дорогая
моя, просто нахальство, и больше ничего! И думаешь, простушка из "Красной
Лошади" оскорбилась? Ничуть. Запинаясь, с колотящимся сердцем, я
ответила:
- Как... как вам будет угодно...
Ну что может быть нелепее, верно? Боюсь, дорогая подруга, что другой такой
дурищи не сыщется на всем белом свете. Он с улыбкой протянул мне руку,
я, не колеблясь, даю ему свою, его пальцы сомкнулись на моем запястье,
и я, почувствовав, что рука у меня дрожит, зарделась ярче закатного неба.
Однако же встала с его помощью и попробовала было руку у него отнять.
А он не пускает. Держит крепко, ничего не говорит и заглядывает мне в
лицо с какой-то странной улыбкой, то ли нежной, то ли насмешливой, или
еще какой-нибудь, не знаю, я ведь не поднимала глаз. А как он был красив!
В глубине его взгляда рдели закатные отблески. Ты не знаешь, дорогая,
может быть, у этих душителей и факиров при Блаватской вообще глаза светятся?
Ах, видела бы ты, до чего он был великолепен, когда стоял, возвышаясь
надо мною и склонив ко мне голову подобно снисходительному божеству! Но
всю эту красоту я тут же нарушила, так как стала оседать на песок. Ему
ничего не оставалось, кроме как подхватить меня, что он и сделал: обнял
меня за талию и спрашивает:
- Вам дурно, мисс Демент?
Не воскликнул, не встревожился, не испугался. А просто осведомился светским
тоном, потому что так в подобной ситуации полагается. Я возмутилась и
чуть не сгорела со стыда, ведь я испытывала неподдельные страдания. Вырвала
руку, оттолкнула его и... плюхнулась на песок. Сижу, шляпа с головы свалилась,
волосы растрепались и упали на лицо и плечи. Стыд и срам.
- Уйдите от меня, - говорю ему сдавленным голосом. - Прошу вас, оставьте
меня! Вы... вы душитель, убийца! Как вы смеете это говорить? Я же отсидела
ногу!
Этими самыми словами, Айрин! Буквально. И заплакала навзрыд. От его надменности
не осталось и следа - мне было видно сквозь пальцы и волосы. Он опустился
рядом со мной на колено, убрал волосы с лица и нежнейшим голосом произнес:
- Бедная моя девочка, видит Бог, я не хотел тебя обидеть! Как ты могла
подумать? Ведь я люблю тебя... люблю столько лет!
Он отнял у меня от лица мокрые от слез ладони и стал покрывать их поцелуями.
Щеки мои были точно два раскаленных угля, лицо пылало так, что, кажется,
даже пар от него шел. Пришлось мне его спрятать у него на плече - больше-то
негде было. А по ноге - иголки и мурашки. И ужасно хотелось ее выпрямить.
Так мы сидели довольно долго. Он снова обнял меня, а я достала платок,
высморкалась, вытерла глаза и только тогда подняла с его плеча голову,
как он ни старался чуть-чуть отстраниться и посмотреть мне в лицо. Наконец,
когда я немножко пришла в себя и вокруг уже начало смеркаться, я села
прямо, взглянула ему в глаза и улыбнулась - улыбнулась самой неотразимой
из своих улыбок, как ты понимаешь, дорогая Айрин.
- Что значит: "люблю столько лет"? - спросила я.
- Милая! Разве ты не догадываешься? - отозвался он так серьезно и прочувствованно.
- Конечно, щеки у меня теперь не впалые, и глаза не ввалились, и волосы
не как перья, и хожу не нога за ногу, и сам не в тряпье, и уже давно не
ребенок - но как же ты меня не узнаешь? Дерюжка, я - Оборвыш!
В одно мгновенье я вскочила на ноги, вскочил и он. Я уцепилась за лацканы
его пиджака и в сгущающихся сумерках впилась взглядом ему в лицо. Дыхание
у меня перехватило.
- Так ты не умер? - спросила я, сама не соображая, что говорю.
- Разве что умру от любви, дорогая моя. От бандитской пули я оправился,
но любовь поражает насмерть.
- А как же Джек? То есть мистер Рейнор? Знаешь, ведь он...
- Мне стыдно признаться, дорогая, но это он, хитрец, надоумил меня приехать
сюда из Вены.
Ах, Айрин, ловко они обложили кругом твою подругу!
P.S. Да, а тайны в этой истории никакой нет, вот обидно! Все сочинил Джек
Рейнор, чтобы разжечь мое любопытство. Джеймс не имеет к сипаям никакого
отношения. Он клянется, что хотя и много странствовал, но в Индии никогда
не бывал.
|