Из
тьмы, что окружала маленькую площадку, освещенную нашим догорающим костром,
выступил человек и сел на камень.
- Не думайте, что вы первые в этих местах, - сказал он важно и неторопливо.
Возразить на это было нечего - он сам вполне мог служить доказательством
своей правоты, поскольку не принадлежал к нашей артели и наверняка был
где-то рядом, когда мы встали тут лагерем. Более того, неподалеку явно
должны были находиться его спутники - в этих краях не путешествуют в одиночку
Уже неделю с лишним мы не встречали ни единого живого существа, кроме
ящериц и гремучих змей. В пустыне Аризоны человеку много чего нужно: вьючные
животные, провиант, оружие - словом, экипировка. И, ясное дело, не обойтись
без товарищей. Мало ли, кем могли быть товарищи этого бесцеремонного незнакомца,
и к тому же первые слова его показались нам не слишком дружелюбными; так
что каждый из нашей шестерки "джентльменов удачи" принял сидячее
положение и нащупал рукой оружие - нелишняя предосторожность в то время
и в тех местах. Незнакомец не обратил на это никакого внимания и продолжал
говорить так же, как начал, - монотонно и бесстрастно.
- Тридцать лет назад Рамон Гальегос, Уильям Шоу, Джордж Кент и Берри Дэвис,
все из Тусона, перевалили через хребет Санта-Каталина и двинулись на запад,
придерживаясь избранного направления, насколько позволял рельеф местности.
Мы искали золото и намеревались, если ничего не найдем, выбраться на берег
Хилы в районе Биг-Бенда, где, по нашим сведениям, был поселок. Мы обзавелись
хорошим снаряжением, но шли без проводника - Рамон Гальегос, Уильям Шоу,
Джордж Кент, Берри Дэвис.
Рассказчик называл эти имена отчетливо и раздельно, как бы желая впечатать
их в память слушателей, которые, в свою очередь, внимательно смотрели
на него и уже не так опасались, что во тьме, окружившей нас стеной, затаились
его товарищи; поведение этого историографа-любителя оказалось не столь
уж враждебным и не предвещало опасности. Он был больше похож на безобидного
сумасшедшего, чем на врага. Мы достаточно хорошо знали эти места, чтобы
понимать, что у жителей здешних равнин от одиночества часто развиваются
странности характера и поведения, которые легко принять за помешательство.
Ведь человек подобен дереву; в лесу, среди себе подобных, он растет прямо,
насколько позволяют родовые и индивидуальные особенности; на голом же
месте грубые воздействия, которым он постоянно подвержен, безжалостно
гнут его и корежат. Подобные мысли мелькали у меня в голове, пока я рассматривал
незнакомца из-под широкополой шляпы, которую надвинул низко на лоб, чтобы
не слепило пламя костра. Без сомнения, он не в своем уме, но что же он
делает тут, в самом сердце пустыни?
Раз уж я пустился рассказывать эту историю, мне, конечно, следовало бы
описать наружность нашего гостя. Но беда в том, что я, к удивлению своему,
не в состоянии сделать это хоть с какой-то долей уверенности. Впоследствии
среди нас не оказалось и двух человек, которые согласились бы друг с другом
по поводу его одежды и облика; а пытаясь обрисовать свои собственные впечатления,
я обнаруживаю, что они от меня ускользают. Рассказать какую-нибудь историю
может всякий - способность к изложению фактов дана человеку от природы.
Но чтобы описать нечто, потребен талант.
Все молчали, и незнакомец снова заговорил:
- Тогда здешние места были не такие, как сейчас. От Хилы до самого залива
- ни единого ранчо. В горах водилась кое-какая дичь, около редких источников
росла чахлая трава, которой как раз хватало, чтобы наши лошади не пали
с голоду. Не встреть мы индейцев, мы имели бы шанс пробиться. Но не прошло
и недели, как мы поняли, что нам в пору не искать сокровища, а спасать
шкуру. Мы зашли слишком далеко, чтобы возвращаться, и знали, что путь
назад не менее опасен, чем путь вперед. И мы продолжали двигаться на запад,
совершая переходы ночью, а днем хоронясь от индейцев и невыносимой жары.
Порой, истощив запас дичи и опорожнив фляги, мы по целым суткам мучились
голодом и жаждой, пока не набредали на источник или просто лужицу на дне
высохшего ручья и, напившись, не обретали достаточно сил, чтобы подстрелить
какого-нибудь дикого зверя, пришедшего туда же на водопой. Это мог быть
медведь, или антилопа, или койот, или кугуар - кого Бог пошлет. В пищу
шло любое мясо.
Однажды утром, когда мы искали посильный перевал через горную цепь, на
нас напала целая толпа апачей, которые выследили нас в ущелье, - это недалеко
отсюда. Зная, что числом превосходят нас раз в десять, они не стали пускаться
на свои обычные уловки, а просто понеслись на нас галопом, гикая и паля
изо всех ружей. Сражаться было бессмысленно. Мы выжали из ослабевших лошадей
все и забрались по ущелью так высоко, как только возможно было верхом.
Потом спешились и, оставив врагу все снаряжение, бросились в чапараль,
которым заросли склоны. Но винтовки мы при себе сохранили, все четверо
- Рамон Гальегос, Уильям Шоу, Джордж Кент, Берри Дэвис.
- А, старые знакомые, - сказал наш артельный шутник. Он приехал с Восточного
побережья и еще не освоил принятых здесь правил общения. Вожак резким
жестом заставил его замолчать, и незнакомец продолжил свой рассказ.
- Дикари тоже попрыгали с седел, и часть из них двинулась по ущелью вперед
от того места, где мы бросили лошадей, - они хотели перекрыть нам путь
через перевал и загнать нас еще выше на гору. К несчастью, чапараль рос
узкой полосой, и выше начиналось открытое пространство. Вылетев туда,
мы попали под огонь десятка ружей; но апачи - плохие стрелки, особенно
когда торопятся, и Бог судил так, что мы все уцелели. Дальше по склону,
шагах в двадцати от зарослей, возвышались неприступные скалы, но прямо
перед собой мы увидели в них небольшой проход. Вбежав туда, мы оказались
в пещере величиной с комнату. Это значило, что мы получили отсрочку: один
человек с магазинной винтовкой мог там обороняться хоть против всего племени.
Но от голода и жажды мы не имели защиты. Отвага наша была при нас, но
с надеждой пришлось расстаться.
Ни одного из индейцев мы больше так и не увидели, но дым и пламя костров
в ущелье говорили нам о том, что день и ночь они со взведенными курками
караулят в кустах и что, вздумай мы покинуть убежище, никому из нас и
двух шагов не сделать. Три дня, сменяя друг друга, мы сторожили вход,
пока наконец страдания наши не стали нестерпимыми. И вот, - это было утром
четвертого дня - Рамон Гальегос сказал:
- Сеньоры, я не знай хорошо, кто такой есть Господь Бог и что ему нравится,
а что нет. Я не имей никакая вера и не понимай ваша. Извиняй, сеньоры,
если я вас обидел, но против игра апачей я имей козырь.
Он встал на колени на каменном полу пещеры и приложил к виску дуло пистолета.
- Madre de Dios(Матерь Божья (исп.).), - промолвил он, - прими душу Рамона
Гальегоса.
И он покинул нас - Уильяма Шоу, Джорджа Кента и Берри Дэвиса.
Я был вожаком, и все ждали моего слова.
- Он был храбрец, - сказал я. - Он знал, когда умереть и как умереть.
Глупо ждать, пока мы лишимся рассудка от жажды и бросимся под индейские
пули или будем скальпированы живьем - это отдает дурным вкусом. Последуем
же примеру Рамона Гальегоса.
- Твоя правда, - сказал Уильям Шоу.
- Твоя правда, - сказал Джордж Кент.
Я распрямил члены Рамона Гальегоса и покрыл его лицо платком. Уильям Шоу
подумал вслух:
- Так вот и мне бы лежать - хоть первое время.
Джордж Кент сказал, что и ему хочется того же.
- Так и будет, - заверил я их. - Краснокожие черти еще неделю сюда не
сунутся. Уильям Шоу и Джордж Кент, взведите курки и преклоните колени.
Они повиновались, и я встал перед ними.
- Господи, Отец наш всемогущий! - сказал я.
- Господи, Отец наш всемогущий, - повторил Уильям Шоу.
- Господи, Отец наш всемогущий, - повторил Джордж Кент.
- Отпусти нам наши прегрешения, - сказал я.
- Отпусти нам наши прегрешения, - повторили они.
- И прими наши души.
- И прими наши души.
- Аминь!
- Аминь!
И я положил их подле Рамона Гальегоса и покрыл их лица.
По другую сторону от нашего костра внезапно раздался шум. Это один из
нас вскочил на ноги, сжимая в руке пистолет.
- А ты? - завопил он. - Ты как посмел удрать? Почему ты живой? Пусть меня
повесят, но я тебя сейчас к тем троим отправлю, трусливый пес!
Но наш вожак в молниеносном прыжке схватил его за руку.
- А ну полегче, Сэм Янци, полегче!
Мы все повскакивали с мест, за исключением незнакомца, который сидел неподвижно
и выглядел совершенно безучастным. Кто-то придержал Сэму другую руку.
- Командир, - сказал я, - тут что-то не так. Этот парень либо сумасшедший,
либо обманщик - заурядный обманщик, которого Сэму Янци вовсе незачем убивать.
Если он действительно из той компании, то там было пять человек, и, выходит,
одного он не назвал - себя, очевидно.
- Верно, - сказал вожак, отпустив бунтаря, который покорно сел на место,
- тут что-то необычное. Немало уж лет прошло с тех пор, как у выхода из
той пещеры нашли четыре скальпированных и обезображенных трупа. Там они
и похоронены. Я видел эти могилы, и вы тоже их завтра увидите.
Незнакомец встал; он казался очень высоким в свете гаснущего костра, о
котором мы позабыли, когда, затаив дыхание, слушали его рассказ.
- Четверо нас было, - сказал он. - Рамон Гальегос, Уильям Шоу, Джордж
Кент, Берри Дэвис.
Окончив последнюю перекличку товарищей, он повернулся и ушел во тьму -
больше мы его не видели.
Минуту спустя к костру подошел наш дозорный, который держал в руках ружье
и был изрядно взволнован.
- Командир, - сказал он, - последние полчаса на том холме стояли три человека.
- Он показал рукой как раз в ту сторону, куда только что удалился незнакомец.
- В лунном свете я их очень хорошо видел, но ружей при них не было, так
что я взял их на мушку и решил - пусть только сунутся. Сунуться они не
сунулись, но нервы мне потрепали, черт бы их взял.
- Возвращайся на пост и смотри, не вернутся ли, - приказал вожак. - Остальным
спать, пока я всех в костер не перекидал.
Дозорный послушно удалился, чертыхаясь сквозь зубы. Мы начали устраиваться
на ночлег, и тут неугомонный Янци спросил:
- Прошу прощения, командир, но кто это, к дьяволу, такие?
- Рамон Гальегос, Уильям Шоу и Джордж Кент.
- А тот, значит, Берри Дэвис. Эх, жаль, не угостил я его свинцом.
- Незачем. Мертвей ты б его не сделал. Спите давайте.
|