Июльским утром 1854 года плантатор по фамилии Уильямсон, который жил в шести милях от Селмы, штат Алабама, сидел с женой и ребенком на веранде своего дома. Перед домом была лужайка шириной шагов в пятьдесят; за ней пролегала общественная дорога, или, как ее называли, "тракт". За дорогой начиналось изрядно вытоптанное пастбище акров в десять, плоское и без единого дерева, камня или какого-либо другого возвышенного предмета, естественного или искусственного. В тот момент там даже не видно было ни одного животного. В поле, которое лежало еще дальше, трудились дюжина рабов под наблюдением надсмотрщика.
Бросив в пепельницу окурок сигары, плантатор встал и произнес:
- Забыл сказать Эндрю насчет лошадей.
Эндрю звали надсмотрщика.
Уильямсон вразвалочку прошел по усыпанной гравием дорожке, сорвав по пути цветок; затем пересек дорогу и вышел на пастбище, остановившись на мгновение у калитки, которая вела туда, чтобы поздороваться с проезжавшим по дороге соседом-плантатором Армором Реном. Мистер Рен ехал в открытом экипаже с тринадцатилетним сыном Джеймсом. Отъехав от места встречи шагов двести, мистер Рен заметил:
- Забыл сказать мистеру Уильямсону насчет лошадей.
Мистер Рен недавно продал мистеру Уильямсону нескольких лошадей, за которыми, как было условлено, в тот день как раз должны были приехать; но по какой-то причине, которая сейчас уже забылась, удобнее было отдать их на следующее утро. Кучеру было приказано развернуться, и когда он это сделал, все три седока увидели мистера Уильямсона, вразвалочку идущего через пастбище. Тут одна из лошадей в упряжке споткнулась и чуть не упала. Едва она выправила шаг, как Джеймс Рен воскликнул:
- Папа, что случилось с мистером Уильямсоном?
Настоящее повествование не ставит перед собой задачу ответить на этот вопрос.
Ниже приводятся странные показания мистера Рена, данные им под присягой в ходе судебных слушаний касательно имущества Уильямсона.

"Восклицание сына побудило меня взглянуть туда, где мгновение раньше находился покойный [sic], но теперь его там не было, и вообще его нигде не было видно. Не могу сказать, что его отсутствие ошеломило меня или что я сразу осознал серьезность случившегося; хотя, конечно, это показалось мне странным. Мой сын, напротив, был ошарашен и все повторял и повторял свой вопрос, пока мы не подъехали к калитке пастбища. Мой черный кучер Сэм был поражен так же сильно, если не больше, но я думаю, на него подействовало скорее волнение моего сына, чем то, что он видел сам. (Эта фраза в показаниях была вычеркнута.) Когда мы сошли с экипажа у калитки и Сэм стал подвешивать [sic] упряжку к забору, к нам по дорожке в большой тревоге подбежали миссис Уильямсон с ребенком на руках и несколько слуг, крича: "Он пропал, пропал! Господи! Какой ужас!" и тому подобное; не могу припомнить все дословно. Мне показалось, что они имели в виду не только исчезновение ее мужа, хоть бы даже и произошедшее прямо у нес на глазах, но и что-то еще. Она была взбудоражена, но в пределах естественною при подобных обстоятельствах У меня нет причин думать, что она потеряла рассудок. С тех пор я больше не видел мистера Уильямсона и не слышал о нем".

Эти показания, как и следовало ожидать, были почти во всех частностях подтверждены единственным другим свидетелем (если только это слово здесь применимо) - юным Джеймсом. Миссис Уильямсон лишилась рассудка, а свидетельства слуг, разумеется, в расчет не принимаются. Поначалу Джеймс Рен заявил, что видел, как мистер Уильямсон исчез, но в показаниях, данных в зале суда, этого утверждения не содержится. Никто из работавших в поле, куда направлялся Уильямсон, не видел его вовсе, и самый тщательный осмотр всей плантации и прилегающей к ней местности не дал никаких результатов. Много лет потом в этой части штата ходили самые чудовищные и диковинные слухи, рожденные в негритянской среде; иные из них, возможно, бытуют и по сей день. Но изложенным здесь исчерпывается то, что известно об этом случае доподлинно. Суд постановил считать Уильямсона умершим, и его имущество отошло законным наследникам...