Парад вместо приветствия.

Летней ночью на невысоком холме, поднимавшемся над простором лесов и равнин, стоял человек. Полная луна клонилась к западу, и по этому признаку человек понял, что близок час рассвета,- иначе это трудно было определить. Легкий туман стлался по земле, затягивая низины, но над пеленой тумана четко выделялись на чистом небе темные массы отдельных деревьев. Сквозь туман смутно виднелись два-три фермерских домика, но ни в одном из них было света. Нигде ни признака жизни, только собачий лай, доносясь издали и повторяясь через равные промежутки времени, скорее сгущал, чем рассеивал впечатление заброшенности и безлюдья.
Человек с любопытством озирался по сторонам; казалось, все окружающее ему знакомо, но он не может найти своего места в нем и не знает, что делать. Так, наверно, мы будем вести себя, восстав из мертвых в ожидании Страшного суда.
В ста шагах от него лежала прямая дорога, белея в лунном свете. Пытаясь "определиться", как сказал бы землемер или мореплаватель, он медленно перевел взгляд с одного конца дороги на другой и заметил в четверти мили к югу смутно чернеющий в тумане отряд кавалерии, который направлялся на север. За ним шла колонна пехоты с тускло поблескивавшими винтовками за спиной. Колонна двигалась медленно и неслышно. Еще отряд кавалерии, еще полк пехоты, за ним еще и еще непрерывным потоком двигались к тому месту, откуда на него смотрел человек, мимо него и дальше на север. Проехала батарея; канониры, скрестив на груди руки, сидели на лафетах и зарядных ящиках. И вся эта бесконечная процессия, отряд за отрядом, выступала из тьмы с юга и уходила во тьму на север, но не слышно было ни говора, ни стука копыт, ни грохота колес.
Это показалось ему странным: он подумал было, что оглох; произнес это вслух и услышал собственный голос, хотя он звучал как чужой, и это его поразило; ухо его ожидало услышать голос совсем иного тембра и звучания. Однако он понял, что не оглох, и на время успокоился.
Затем он вспомнил, что существует явление природы, известное под названием "акустической тени". Когда человек попадает в акустическую тень, есть такое направление, по которому звук до него не доходит. Во время одного из самых ожесточенных боев войны Севера с Югом - сражении при Гленс-Милл, в котором участвовало сто орудий,- зрители, находившиеся на расстоянии полутора миль на противоположном склоне долины Чикагомини, не слышали ни звука, хотя очень ясно видели все происходящее. Бомбардировка Порт-Ройал, слышная и ощутимая в Сент-Августине, в ста пятидесяти милях к югу, не была слышна в двух милях к северу при тихой погоде. За несколько дней до сдачи при Аппоматоксе оглушительная перестрелка между войсками Шеридана и Пикета оставалась неизвестной последнему,- он находился в тылу своей армии, в какой-нибудь миле от линии огня.
Ни один из этих случаев не был известен герою нашего рассказа, но менее значительные явления того же порядка не ускользнули от его внимания. Его тревожило не загадочное безмолвие этого ночного похода, а нечто иное.
"Боже мой, - сказал он себе, и опять ему почудилось, что кто-то другой выражает вслух его мысли,- если это действительно южане, - значит, мы проиграли сражение и они двигаются к Нэшвиллу!"
Потом у него мелькнула мысль о самом себе - тревожное предчувствие,- то ощущение надвигающейся опасности, которое в других мы называем страхом. Он быстро отступил в тень дерева. А молчаливые батальоны все также медленно и неслышно проходили в тумане.
Вдруг он почувствовал на затылке холодок, и это заставило его взглянуть туда, откуда дохнуло ветром; обернувшись к востоку, он увидел бледный серый свет на горизонте - первый признак наступающего дня. Предчувствие опасности усилилось в нем.
"Надо уходить,- подумал он,- не то меня заметят и возьмут в плен".
Он вышел из тени и быстрым шагом направился к бледнеющему востоку. Из-под прикрытия группы кедров он оглянулся назад. Вся колонна скрылась из виду; прямая дорога белела в лунном свете, безлюдная и пустая.
Он и раньше недоумевал, но теперь был прямо-таки ошеломлен. Как могла пройти армия так быстро, передвигающаяся так медленно! Он этого не понимал. Незаметно проходила минута за минутой - он утратил ощущение времени. Сосредоточив все свои силы, он стал искать решения загадки, но тщетно. Когда наконец он отвлекся от занимавших его мыслей, в которые был погружен, над холмами уже показался краешек солнца, но и солнечные лучи не рассеяли его сомнений.
По обеим сторонам дороги тянулись возделанные поля, и нигде не было опустошений, какие влечет за собой война. Из труб фермерских домиков восходили к небу тонкие струйки дыма, свидетельствуя о приготовлениях к мирным дневным трудам. Собака, прекратив свою извечную жалобу к луне, бегала за негром, который, погоняя мулов, запряженных в плуг, мирно напевал то веселые, то печальные мотивы.
Герой нашего рассказа в остолбенении смотрел на эту мирную картину, как будто никогда в жизни не видел ничего подобного, потом поднес руку к голове, провел ею по волосам и стал внимательно рассматривать ладонь - поведение, непонятное для зрителя. После этого, по-видимому успокоившись, он уверенно зашагал к дороге.

Если вы потеряли самого себя, обратитесь к врачу.

Доктор Стиллинг Молсон из Морфрисборо, отправившись навестить пациента за шесть или семь миль от дома по Нэшвилльской дороге, оставался при больном всю ночь. На рассвете он поехал домой верхом, по обычаю, существовавшему в то время среди окрестных врачей.
Когда он проезжал недалеко от места битвы при Стон-ривер, с обочины дороги к нему подошел человек и отдал честь по-военному, поднеся руку к полям шляпы. Однако шляпа эта было вовсе не армейского образца, человек не носил мундира, и в его движениях не заметно было военной выправки. Доктор вежливо ему поклонился, полагая, что не совсем обычная манера здороваться объясняется уважением к историческим местам. Незнакомец, по-видимому, желал заговорить с ним, и доктор учтиво придержал свою лошадь и стал ждать.
- Сэр,- сказал незнакомец,- вы, быть может, неприятель, хотя вы и штатский.
- Я - врач,- лаконично ответил тот.
- Благодарю вас,- сказал незнакомец,- я лейтенант из штаба генерала Гэзена.- Он замолчал и с минуту пристально вглядывался в человека, к которому обращался, потом прибавил:- Из армии северян.
Врач ограничился кивком.
- Скажите мне, пожалуйста,- продолжал тот,- что здесь произошло? Где обе армии? Кто выиграл сражение?
Врач, полузакрыв глаза, с любопытством смотрел на своего собеседника. После наблюдения, длившегося столько времени, сколько позволяла учтивость, он сказал:
- Простите меня, но тот, кто спрашивает, не должен и сам уклоняться от ответа. Вы ранены? - прибавил он с улыбкой.
- Кажется, легко.
Человек снял шляпу штатского фасона, провел рукой по волосам и, отняв ее, пристально посмотрел на ладонь.
- Меня задело пулей, и я потерял сознание. Задело, вероятно, слегка, шальной пулей: крови нет и я не чувствую боли. Я не хочу беспокоить вас просьбой, чтоб вы меня осмотрели, но не скажете ли вы, как мне найти свою часть или хоть какой-нибудь отряд армии северян, если вы знаете, где она?
Доктор опять ответил не сразу: он старался припомнить все, что говорится в медицинских книгах о потере памяти и о том, что знакомые места, кажется, помогают вспомнить забытое. Наконец он взглянул человеку в глаза и заметил с улыбкой:
- Лейтенант, почему вы не в мундире, который присвоен вашему званию?
Человек оглядел свой штатский костюм, поднял глаза и сказал с запинкой:
- Это верно. Я... я не понимаю.
Все еще глядя на него зорким, но сочувственным взглядом, доктор спросил напрямик:
- Сколько вам лет?
- Двадцать три,- а почему вас это интересует?
- Я бы этого не сказал; никак нельзя подумать, что вам двадцать три года.
Человек потерял терпение.
- Не стоит об этом спорить,- сказал он.- Мне нужно узнать, где находится армия. Не прошло еще двух часов, как я видел колонну войск, двигавшуюся к северу по этой дороге. Вы, должно быть, встретились с ними. Будьте добры, скажите, какого цвета на них мундиры,- я сам не мог этого разглядеть,- и больше я не стану вас беспокоить.
- Вы совершенно уверены, что видели их?
- Уверен? Боже мой, сэр, да я мог бы пересчитать их!
- Вот как,- сказал врач, внутренне забавляясь собственным сходством с цирюльником из "Тысяча и одной ночи",- это очень любопытно. Я не видел никаких войск.
Человек посмотрел на него холодно, словно и он тоже заметил это сходство с цирюльником.
- Видно, вы не хотите мне помочь,- сказал он.- Можете убираться ко всем чертям, сэр!
Он повернулся и, не разбирая дороги, зашагал прямиком через росистые поля, а его мучитель, начинавший уже раскаиваться, спокойно следил за ним со своего наблюдательного поста в седле, пока тот не исчез за деревьями.

Как опасно смотреть в лужу.

Свернув с дороги, путник замедлил шаг и теперь шел вперед нетвердой походкой, чувствуя сильную усталость. Он не мог понять, отчего он так устал, хотя чрезмерная словоохотливость деревенского лекаря была сама по себе утомительна. Усевшись на камень, он положил руку на колено, ладонью вниз, и случайно взглянул на нее. Рука была исхудалая, морщинистая. Он поднял обе руки к лицу. Лицо было все в глубоких морщинах: борозды чувствовались на ощупь. Странно! Не могли же простая контузия и короткий обморок превратить человека в развалину.
- Я, верно, очень долго пролежал в госпитале,- сказал он вслух.- Боже, до чего я глуп! Ведь сражение было в декабре, а сейчас лето!- Он засмеялся.- Неудивительно, что этот лекарь подумал, будто я сбежал из сумасшедшего дома. Он ошибся: я сбежал всего-навсего из лазарета.
Его внимание привлек маленький клочок земли неподалеку, обнесенный каменной оградой. Без всякой определенной цели он встал и подошел к ней. Посредине стоял тяжелый монумент, сложенный из камня. Он потемнел от времени, выкрошился по углам и был покрыт пятнами мха и лишайника. Между массивными глыбами пробилась трава, и корни ее раздвинули глыбы камня. В ответ на дерзкий вызов этого сооружения время наложило на него свою разрушающую руку, и скоро оно сровняется с землей, "подобно Тиру и Ниневии". В надписи на одной из сторон памятника взгляд его уловил знакомое имя. Задрожав от волнения, он перегнулся всем телом через ограду и прочел:

Бригада генерала Гэзена солдатам, павшим в бою при Стон-ривер,
31 декабря 1862 года.

Чувствуя слабость и головокружение, человек повалился на землю. Рядом с ним - стоило только протянуть руку - было небольшое углубление в земле, полное воды после недавнего дождя,- прозрачная лужица. Он подполз к ней, чтобы освежиться, приподнялся, напрягая дрожащие руки, вытянул голову вперед - и увидел свое отражение, как в зеркале. Он вскрикнул страшным голосом. Руки его ослабели, он упал лицом вниз, прямо в лужу, и нить, связавшая на миг начало и конец его существования, оборвалась навсегда.

--------------------------------------------------------------

ВОЗВРАЩЕНИЕ (Перевод Л.Мотылева)

I
Парад как форма приветствия.

Летней ночью на вершине невысокого холма, перед которым широко расстилались поля с перелесками, стоял человек. На западе низко над горизонтом висела полная луна, и только по ее положению он мог понять, что близится рассвет. По земле, заволакивая низины, стлался легкий туман, но большие деревья четко вырисовывались на фоне безоблачного неба. Сквозь дымку виднелись два-три фермерских дома, но ни в одном из окон, конечно, свет не горел. Ничто во всей округе не подавало признаков жизни, если не считать отдаленного лая собаки, который своей механической равномерностью еще больше усиливал ощущение одиночества.
Человек пытливо всматривался в пейзаж, поворачиваясь то туда, то сюда - он словно что-то узнавал в нем, но не мог понять, где точно находится и как вписывается в течение событий. Так, наверно, будем выглядеть мы все, когда, встав из могил, примемся беспомощно озираться в ожидании Страшного Суда.
В ста шагах от него в лунном свете белела прямая дорога. Пытаясь "определить", как сказал бы мореплаватель или топограф, он медленно переводил вдоль нее взгляд и в четверти мили к югу от себя вдруг увидел отряд всадников, которые двигались на север, смутно темнея в предутреннем тумане. За ними показалась колонна пехоты; за плечами у солдат тускло поблескивали винтовки. Они перемещались медленно и бесшумно. Потом еще конница, и еще пехота, и еще, и еще - все ближе к одинокому наблюдателю, мимо него и вдаль. Проследовала артиллерийская батарея; на передках и зарядных ящиках, скрестив руки на груди, сидели канониры. Все тянулась и тянулась нескончаемая вереница, выходя из мрака на юге и растворяясь во мраке на севере, в полной тишине - ни говора, ни стука подковы, ни скрипа колеса.
Наблюдатель был явно сбит с толку - оглох он, что ли? Он произнес эти слова вслух и услышал свой голос, который, правда, показался ему чужим; он не узнавал ни тона, ни тембра. Но во всяком случае слуха он не лишился - на сей счет он мог быть спокоен.
Потом он вспомнил, что в природе встречается явление, которое получило название "акустическая тень". Если ты находишься в такой тени, имеется направление, откуда до тебя не долетает ни звука. Во время битвы при Гейнс-Милл, одного из ожесточеннейших сражений гражданской войны, когда палили из доброй сотни пушек, на другой стороне долины Чикагомини, то есть на расстоянии всего полутора миль, не было слышно ничего, хотя все ясно видно. Бомбардировка Порт-Ройала, которую слышали и ощущали в Сент-Огастине - в ста пятидесяти милях к югу при полном безветрии совершенно не чувствовалась в двух милях к северу. За несколько дней до капитуляции под Аппоматтоксом жаркий бой между частями Шеридана и Пиккетта прошел совершенно незамеченным для Пиккетта, находившегося всего в миле от передовой.
Эти случаи не были известны нашему герою, хотя от его внимания не укрылись другие примеры подобного рода, не столь, может быть, впечатляющие. Он был глубоко встревожен, но по иной причине, нежели невероятная тишина этого ночного марша.
- Боже правый! - сказал он вслух, и снова ему почудилось, что за него говорит кто-то другой. - Если я не обознался, то мы проиграли сражение, и теперь они идут на Нэшвилл!
Потом пришла мысль о себе - опасение, выросшее до острого ощущения близкой угрозы, которое мы в ином случае назвали бы страхом. Он поспешно отступил в тень дерева. А безмолвные батальоны все ползли сквозь туман.
Прохладное дуновение в затылок заставило его обернуться, и в восточной части небосклона он увидел слабый серый свет - первый признак наступающего дня. Его тревога усилилась.
"Надо уходить, - подумал он, - а то меня заметят и схватят".
Он вышел из тени и быстро зашагал к сереющему востоку. Под надежной защитой кедровой рощи он оглянулся. Колонна скрылась из виду; белая прямая дорога была в лунном свете совершенно пуста и безжизненна!
Если раньше он был озадачен, то теперь - ошеломлен. Куда вдруг делась армия, которая двигалась так медленно? Это было выше его разумения. Минута шла за минутой, а он все стоял; он потерял ощущение времени. В страшном напряжении искал он разгадку и не мог найти. Когда наконец он стряхнул с себя задумчивость, над холмами уже показался краешек солнца; но в ясном свете дня на душе у него не прояснилось - мысль его была окутана той же мглой, что и прежде.
Во все стороны от него лежали возделанные поля, и нигде не было видно следов войны и разорения. На фермах из труб тянулись струйки голубого дыма, возвещавшие начало нового дня с его мирными трудами. Сторожевая собака, завершив свой извечный монолог, обращенный к луне, крутилась под ногами у
негра, который, запрягая мулов, в плуг, что-то мурлыкал себе под нос. Наш герой тупо уставился на эту пасторальную картину, как будто в жизни не видывал ничего подобного; потом поднял руку, провел ею по волосам и внимательно рассмотрел ладонь - воистину странное поведение. Словно бы в чем-то убедившись, он твердо зашагал по направлению к дороге.

II
Лишился жизни - обратись к врачу.

Доктор Стиллинг Молсон из Мерфрисборо навещал пациента, жившего в шести или семи милях от него на Нэшвиллской дороге, и задержался там на всю ночь. На рассвете он отправился домой верхом, что было вполне обычно для врачей того времени и той местности. Он как раз проезжал мимо поля, где некогда разыгралось сражение у Стоун-Ривер, когда с обочины к нему приблизился человек и по-военному отдал честь, приложив правую руку к краю головного убора. Но головной убор у него был штатский, как и вся одежда, и военной выправкой он не отличался. Врач доброжелательно кивнул, и у него мелькнула мысль, что странное приветствие чужака может быть просто знаком уважения к историческому месту. Так как встречный явно хотел к нему обратиться, врач вежливо придержал лошадь и стал ждать.
- Сэр, - сказал незнакомец, - вы, хоть и штатский, возможно, принадлежите к неприятельскому лагерю.
- Я врач, - ответил Молсон уклончиво.
- Благодарю, - отозвался встречный, - Я лейтенант из штаба генерала Хейзена. - На мгновение он запнулся, посмотрел собеседнику прямо в глаза и добавил: - Федеральной армии.
Врач ограничился кивком.
- Не могли бы вы сообщить мне, - продолжал встречный, - что здесь произошло? Где находятся армии? Кто выиграл бой?
Врач, прищурившись, с любопытством рассматривал собеседника. Задержав на нем цепкий взгляд профессионала, сколько позволяли приличия, он, наконец, сказал:
- Прошу прощения, но кто задает вопросы, сам должен охотно отвечать. - И спросил с улыбкой: - Вы ранены?
- Да... но, кажется, не очень серьезно. Незнакомец снял цивильную шляпу, провел рукой по волосам и принялся внимательно рассматривать ладонь.
- Меня контузило, и я потерял сознание. Но пуля, похоже, только слегка меня задела. Крови совсем нет, боли никакой.
Так что я не прошу у вас медицинской помощи, только скажите, как мне добраться до моего полка - или хоть до какой-нибудь из наших частей - не знаете?
И вновь врач не ответил сразу - он припоминал главы из медицинских книг, где говорилось о потере памяти и о возвращении ее, когда человек попадает в знакомые места. Наконец, он взглянул на собеседника, улыбнулся и произнес:
- Лейтенант, на вас нет ни формы, ни знаков отличия.
Тот опустил голову, оглядел свой штатский костюм, потом поднял глаза и сказал с недоумением:
- Правда. Я... Я не совсем понимаю...
По-прежнему глядя на него пристально, но не без симпатии, ученый медик коротко спросил:
- Сколько вам лет?
- Двадцать три - но при чем тут это?
- Выглядите вы гораздо старше. Двадцать три вам никак нельзя дать.
Незнакомец стал терять терпение.
- Сейчас некогда это обсуждать. Меня интересует армия. Двух часов не прошло, как по этой дороге в северном направлении прошла колонна войск. Вы должны были их встретить. В темноте я не мог различить цвет их формы, так что будьте добры сказать, какая она была, и больше мне от вас ничего не нужно.
- А вы уверены, что видели их?
- Уверен? Да я сосчитать их мог!
- Вот как? - отозвался врач, забавляясь своим сходством с болтливым цирюльником из "Тысячи и одной ночи". - Очень интересно. Я никаких войск не встретил.
Собеседник взглянул на него холодно, словно и ему пришло на ум сходство с цирюльником.
- Я вижу, - сказал он, - что помочь мне вы не хотите. Тогда сделайте одолжение, проваливайте к черту!
Он повернулся и наобум зашагал по росистому полю, а его мучитель, ощутивший укол раскаяния, молча наблюдал за ним с высоты седла, пока он не скрылся за краем рощи.

III
Как опасно заглядывать в воду.

Когда наш герой сошел с дороги, шаги его замедлились, походка стала неверной, и он с трудом передвигал ноги, чувствуя сильную усталость. Понять ее причину он не мог, хотя проще всего было предположить, что его утомила болтовня сельского эскулапа. Присев отдохнуть на камень, он случайно взглянул на свою руку, лежащую у него на колене ладонью вниз. Рука была худая, высохшая. Он принялся ощупывать себе лицо. Оно было изборождено морщинами - пальцы это ясно чувствовали. Как странно! Не может же простая контузия с кратковременной потерей сознания превратить человека в такую развалину.
- Я, наверно, долго пролежал в госпитале, - сказал он вслух. - Ну конечно, надо же быть таким идиотом! Бой был в декабре, а теперь-то лето! - Он рассмеялся. - Этот дядя, похоже, подумал, что я сбежал из сумасшедшего дома. А я всего лишь из госпиталя сбежал.
Поблизости от него виднелся клочок земли, окруженный каменной оградой. Без видимой причины он встал и подошел к ней. Внутри оказался массивный прямоугольный монумент из обтесанных, камней. Он потемнел от времени, был кое-где выщерблен по углам и покрыт пятнами мха и лишайника. Из щелей между камнями пробивалась трава, и корни ее расшатывали кладку. Приняв вызов этого гордого сооружения, время наложило на него свою тяжкую длань, и вскоре ему суждено было стать "тем, чем стали Тир и Ниневия". В надписи, выбитой на одной из граней монумента, вдруг мелькнуло знакомое нашему герою имя. Дрожа от волнения, он перегнулся через ограду и прочитал:

БРИГАДА ХЕЙЗЕНА -
воинам, павшим в бою при Стоун-Ривер.
31 декабря 1862 года.

Почувствовав внезапную слабость и головокружение, он осел на землю. В шаге от себя он увидел небольшое углубление, превратившееся после недавнего дождя в лужицу с прозрачной водой. Он подполз к ней, чтобы освежиться, приподнялся на дрожащих руках, вытянул шею и увидел свое лицо, отразившееся в воде, как в зеркале. Из груди вырвался крик. Руки подломились. Он рухнул в воду лицом вниз и расстался с жизнью, заключившей в себе другую жизнь.